Снегирушка-милушка

Жил у нас с бабушкой летом снегирушкы. Грудка розовая, как кисель. Ручной совсем. Такой милушка! И очень музыку любил. Заведёшь патефон, - он сейчас насвистывать.
Мы ему всё больше ставили старинную песенку про охотника и зайку. Он и выучил её. Целыми днями, бывало, свистит себе из своей большой проволочной клетки:
Шёл охотничек лесочком.
Вот идёт, идёт, глядит, -
А под кустичком-кусточком,
А под кустичком-кусточком
Заинька сидит…
Так славно насвистывал, - все удивлялись.
А потом - осенью - заболел. Заболел наш снегирушка - и смолк. Сидит - хохлится, зёрна не клюёт и молчит.
Перышки у него стали падать. Это он линял. Долго линял - хохлился. А когда перелинял и выздоровел, - опять повеселел.
Повеселеть-то повеселел снегирушка, а песенку нашу любимую забыл. Насвистывает что-то своё, птичье, а про зайку - никак. Хотя мы ему по-прежнему патефон заводили.
Заведём, - он слушает, слушает… Смирно сидит, будто что-то вспомнить силится, - и не может.
К зиме мы кота взяли у соседей, большого, серого: очень нас мыши одолели. Тут уж снегирушка и совсем замолк.
Раз солнечным весенним утром мы опять поставили эту пластинку:
- Ну-тка, борзая, хватай-ка! -
Тут охотничек сказале
Снегирушка ни гу-гу.
Я и говорю бабушке;!;
- Я не знал, что птичкам так тяжело линять. Наш сне-гирушка совсем слух потерял, как маленькая Маша после кори.
Бабушка говорит:
- Может быть, это он кота боится. Надо кота унести.
А снегирушка из клетки вдруг как засвистит:

- Я не ваш! - ответил зайка, -
Я не ваш! - ответил зайка.
Прыг - и ускакал!

Мы так и ахнули: вспомнил
ведь песенку, милушка!